Многим читателям известен закон Годвина, замеченный тридцать лет назад, ещё до широкого распространения интернета. Он гласит, что по мере роста полемики в сети, вероятность сравнения и упоминания Гитлера или нацистов стремится к единице.
Иными словами, откройте любую дискуссию комментариев эдак на тысячу, и практически несомненно найдёте там отсылку к нацизму в подкрепление к каким-нибудь доводам.
Разумеется, при обсуждении политики и общества такой курс событий ожидаем, все противостоящие стороны обзывают друг друга нацистами: они служат здесь образцом плохой политической силы, поэтому обозвать нацистом синонимично фразе “вы плохие”, без всякой связи со взглядами обозванного. Но, к сожалению, закон простирается дальше сферы политики – с Гитлером могут сравнить и в совершенно аполитичной беседе.
Сам Майк Годвин говорит, что его наблюдение имеет всего лишь риторическую и воспитательную цель – чтобы тот, кто прибегает к сравнению, хоть раз задумался о Холокосте. Но как бы смешон и несерьёзен ни был этот закон, по нему видна одна характерная черта современного общества: у него есть общепризнанный эпический антагонист, эталон плохого парня.
Во многих странах запрещено законом его оправдывать и идти по его стопам, сочувствующих стараются обходить за километр. Неудивительно, что он первый приходит на ум, когда мы задаёмся вопросом “кто плохой?”.
С одной стороны, хорошо, когда столько людей объединены одним общим пониманием зла. Общий враг объединяет, и ещё жива память о том, как несовместимые силы США, СССР и Европы объединились ради борьбы с нацизмом. На их победе и построено будущее, в котором мы живём сегодня, с ядерным оружием и правами человека.
Многие, очевидно, верят, что на этой же общей идее можно строить сотрудничество и через много лет после официальной победы над нацизмом. В некоторой мере этой идеей подпитываются популярные сегодня движения в поддержку меньшинств (ЛГБТК, национальных и религиозных меньшинств и т. д.), то есть это, в целом, победа гуманизма и прогресс.
С другой стороны, сама природа такого антифашизма, очевидно, травматична – он внушён тяжёлыми впечатлениями про войну и геноцид. Переживших осталось не много, но у всех есть эмоциональный багаж. И как с каждой эмоционально заряженной догмой, эта даёт сбои.
Имея общий образ врага, мы изо всех сил избегаем быть на него похожим хоть в чём-нибудь, и так рискуем запретить себе и окружающим довольно широкий спектр мыслей, к центральному злодеянию нашего врага не имеющих ни малейшего отношения.
Один из таких сбоев заключается в отношении к биологическому в человеке. Известно, что нацисты базировали своё представление о человеке на евгенике. Они верили, что нации различаются биологически, и различали высшие и низшие нации.
Сегодня вряд ли хоть кто-нибудь в эту идею верит всерьёз, однако высказываться про наличие практически любой связи между генами и качествами человека стало опасно: нередко это автоматически записывается в социальный дарвинизм и говорящий клеймится как расист. Случается это, порой, с самыми уважаемыми учёными, компетентность которых трудно подвергнуть сомнению.
Другой такой сбой обнаружил и продемонстрировал один ненавидимый в западной академии политолог Эрик Кауфманн: три года назад он выпустил работу, демонстрирующую значительную разницу в оценке степени расизма в разных группах населения.
Кауфманн показал, что большинство британцев и американцев не считают расизмом попытку ограничить иммиграцию ради сохранения пропорции своей расы. Однако, в общественном дискурсе представить такое мнение — большой репутационный риск, сколько бы людей его ни придерживалось.
Общественная дискуссия про миграционные законы не может не происходить вообще, но мнение большинства в нём табуировано. Немудрено, что общество так поляризовано по этому вопросу.
Мы живём в будущем, которое началось в середине прошлого века. Оно дало нам вопросы и проблемы, которые мы пока что не умеем здраво обсуждать. Может быть, спустя много лет, станет невыносимо, и тогда наступит следующая эпоха. А может, это окончательное будущее, а все несогласия со временем просто отпадут.
